«Как на лошадь посадили, как помнишь себя, и всё. До школы я боронил, а уже в школе стал и на грабилках, а потом и на конских косилках, уже пацаном. Батька был зампредседателя, дядька – бригадир, а дедка у меня (ну я его не запомнил), он с войны пришёл, сюда и машины, и мотоциклы приволок, не себе всё – в колхоз. Бабушка-то моя (я-то её хорошо помню), она-то и вспоминала. Говорит: «Всё в колхоз уволок». Ходила жена председателя в разных сапогах, всё дедка сдал. Такой был вот коммуняга. Это Иван, он же и плотину построил здесь, это электростанцию-то. Умер-то рано, на войне что-то тоже сказалось»

“They put me on a horse, as early as I can remember myself, that’s it. I was harrowing until I started to school, then they got me to operate tedder rakes and even horse-drawn mowers. My dad was deputy chairman, and my uncle was a crew leader; my grandpa, I don’t really remember him, returned from the war, brought trucks and motorcycles with him, not for himself though – for the kolkhoz. My grandma (I remember her very well) used to recall this. She said, ‘Gave everything to the kolkhoz.’ The chairman’s wife was walking around in odd boots, the grandpa gave everything away. Such a commie he was. This Ivan, he also built a dam, for the power station. He died early, probably because of some injury he got at the war”

«Привозили для молодых с Онеги дома. Колхоз покупал, ну дома, которые там сносили. Мы их сюда перевозили и ставили. Ну, мы много домов перевезли… я горжусь, конечно, новыми домами. Село-то не умерло и за счёт того, что я возила дома с Онеги и строила и всё делали. Вот и живут теперь в этих домах, да»

“We brought  houses from Onega for young people. The kolkhoz bought them, the houses that were demolished there. We brought them here and put them up. A lot of houses… I am proud of it, of course, the new houses. The village stayed alive also because I brought the houses from Onega, and we put them up, and did everything. Now people are still living in these houses, that’s it”

«Раньше все, все работали! Не было бездельников! Такая красота была здесь!»

“Everybody used to work, everybody! Nobody was loafing around! It was so beautiful here!”

«Когда колхоз развалился, меня заставили всех фотографировать – всю деревню. У меня фотоаппарат зоркий был, а какой из меня фотограф? Полотно на улице повешаешь, сколько людей соберёшь. Нам от клуба, это, дали будку, где был движок. Вот тут мужик жил, Евунов Александр, говорит: «С братом фотографии делайте, печатайте там». Район-то был не Онега, а Пертоминск, потом у меня кончилась бумага, так ездили в Пертоминск за этим, чтобы мне продолжить-то. Мы там с ним печатали всю деревню!»

“Once the kolkhoz fell apart, they made me photograph everybody – all the village. I had a Zorki camera, but I was no photographer. We hung a canvas in the street and had people to come. The club, they allowed us to use their equipment room. So there was this man who lived there, Alexander Evunov, he told us, ‘You and your brother, you take the pictures and print them there.’ It was not Onega, it was the Pertominsk district, so when we ran out of paper, we had to go to Pertominsk to get it. We printed the pictures of everybody in the village!”

«В детстве маршрут один был – поля, сенокос, рыба, картошка. Всё в делах каких-то. Купаться вон рядышком. Бабушка: «10 веников принесешь, потом пойдешь купаться». Так я утром, в пять утра, сбегаю, накупаюсь, потом, 10-то веников тяжеловато было, так 5 принесу»

“When I was a child, I had one route – the fields, the hay harvest, the fish, the potatoes. Always busy with something. I could go swimming right round the corner. The grandma said, ‘Bring 10 whisks, then you can go swimming.’ So I ran away early in the morning, at five, swim, then bring the whisks; ten was so heavy, so I brought five”

«И за ягодами, и за грибами ходили, грибы насушены. Но ничего мы не растили в огородах, кроме лука и картошки. Здесь, у дома, я имею ввиду, овощей. По осени, значит, из колхоза приходит телега, на телеге воз: там капуста, репа, морковь, брюква, турнепс и всё прочее, все овощи, кроме картошки, свёклы не помню тоже»

“We went for berries and mushrooms, dried the mushrooms. But we never grew anything in the garden except onions and potatoes. I mean here, at home, no veggies. In the autumn, a cart would come from the kolkhoz with heaps of cabbages, turnip, carrots, rutabaga, and the like, all the vegetables except for potatoes, beetroot (can’t remember it, either)”

«Колхоз-то у нас богатый же был! Колхоз: коровники, телятники, 4 конюшни, стояла овчарня, курятник, свинарник был, вот там за деревней чернобурочки у нас жили, лисятничек был такой. Всё, всё сажали! Даже клубнику, малину и огурцы»

“The kolkhoz was rich! It had cow sheds, calf barns, 4 stables, a sheep cote, a chicken coup, a pig house; we kept silver foxes right there, at the end of the village, there was a fox nursery. We used to grow everything! Even strawberries, raspberries and cucumbers”

«Огуречник, воды натаскать, чтобы она была более-менее теплая, ой! Старухам-то некогда было, они на тех работах – вот на нас и всё держалось. Досталось нам после войны. Ой, даже и вспоминать-то не хочется»

“The cucumber plot, we had to bring water, and it had to be warm! The old women didn’t have time, they were all busy working, so we had to maintain everything. It was hard for us, after the war. I don’t want to bring those memories back”