«Нижмозеро – это малая родина. Люблю! Всегда красиво, спокойно»
“Nizhmozero is my small homeland. I love it! It's always beautiful and peaceful”
«Ну, в 1961-м году, когда вот это вот случилось [объединение колхоза с Пурнемским колхозом], всё и поехало, потому что, как мама вспоминает, говорит, когда нас объединили, долги Пурнемы Нижемозёрский колхоз погасил. Там было долгов [много]! В долгах как в шелках. Они, Пурнема, конечно, обещала много, а в результате получилось вот»
“Well, in 1961, when it happened [merging of the Nizhmozero and Purnema kolkhozs], it all started to fall apart. As my mother recalled, when they were merged, the Nizhmozersky kolkhoz had to clear off Purnema debts. They were up to their ears in debts. They, Purnema, made a lot of promises, but the result was poor”
«Сейчас скота нет, деревня зарастает. Вот это же всё заросло, выросло. Всё просвечивалось, всё! Сейчас заросло всё везде, лет десять как пускай, грубо говоря»
“There are no cattle, and the village is running wild. Like, here and there everything has overgrown. Everything used to be visible, from everywhere. And now it’s all overgrown, for ten years at least, to put it roughly”
«Семьи были большие, а надо было как-то размещаться, дети росли, жизнь менялась, собственно говоря. То война убавит народу, то ещё чего-нибудь, то мор какой. Кому не захотелось – дёру… У нас последние вот – после войны побежали. Народу много было в деревне-то, а потом дали две копейки на трудодень… И народ побежал – кто в Северодвинск, кто в море, в Мурманск – разбежался весь»
“Families were large, children were growing up, and so they had to find new accommodations. The life was changing, basically. At one time, the war would reduce the number of people, at another time something else, some other kind of pestilence. Those who did not want to stay hit the road…Lots of people left right after the war. There used to be many people in the village, but then they set the work-day payment of two kopecks for working in the kolkhoz…And the people just fled – some went to work in Severodvinsk, others – to the sea, and to Murmansk – everyone just left”
«Ну что, рабочих рук не стало. В 1950-60-е года ещё как-то на плаву что-то держалось, по инерции вроде бы. И станция тут немножко свет давала, хоть и не круглосуточно, колхозная была. Потом рабочих рук не стало, ферма стала рушиться, коров в Пурнему угнали. Мужики, что с войны вернулись… Вон там, на памятнике, сколько их? 50 с лишним человек, а 20, может быть, инвалидов после войны пришло – так кто работать-то будет? А молодежь посмотрела на эту жизнь, кому 15–16 лет, и один за одним стали в Мурманск бежать. Там ничего, ни прописки, ничего не было, по знакомству, друг по другу туда. На пароход, треску ловить. Месяц-два там в море отходили, вышли, деньги пропили – и опять на судно, там прокормят. Чего? Работай! И вот так вот деревня разбежалась. Пурнема, та выжила. Там, во-первых, деревня покрупнее, но и остался как-то вот костяк народа-то»
“Well, the workers were gone. In the 1950s and 60s, the kolkhoz was still afloat, by inertia, it seemed. The power station here still produced some electricity, because it belonged to the kolkhoz, though not around the clock. Then there were no workers, and the farm began to fall into neglect, the cows were taken to Purnema. The men who returned from the war… Over there, on the monument, how many names are listed? Over 50 people, and maybe twenty of them came back invalids from the war – so who was there to work? And the young people looked at this life, those who were 15-16 years old, and one by one they began to flee to Murmansk. There was nothing there, they had no registration, there had nothing, and they kept to each other, settled down with the help of acquaintances. They would get a job on a steamer, to catch cod. They would go to sea for a month or two, then come back, waste all their earnings on alcohol – and go back to the ship. Why not? They would give you food there. So get back to work! And that's how the village scattered. Purnema, it survived. First of all, it was a larger village, and also because somehow the backbone of the people had remained”
«Рыбкоп [рыболовецкий кооператив] прикрыт в 1990-х годах. Он где-то 1994–95-й год перестал функционировать. Там всё развалилось в Рыбкопе, в профсоюзе. Естественно, и магазин прикрыли. Перед этим – почту, тоже была. Тоже всё в Верхнеозёрск перетащили. В 95-м уже колхозный свет всё [прекратился], станция накрылась, никому ничего не надо уже»
“The Rybkop [fishing co-op] was closed in the 1990s. It stopped operating sometime around 1994-1995. Everything fell apart in the Rybkop, and in the trade union. Naturally, the store was also closed. Even before that, the post office was closed. Everything was moved to Verkhneozersk. In 1995, the kolkhoz power station stopped producing electricity, it busted. Everything went into neglect”
«Насчёт будущего. Мы сейгод тут добивались света в очередной раз, чтоб провели хотя бы. Свет проведут – народ, конечно, больше потянется-то. Дома-то, в общем-то, и сейчас уже покупают, и народ-то уже где-то процентов на 30 не местный… Всех тормозит отсутствие электричества. Мужики, может быть, и поехали бы – допустим, рыбаки там, охотники, кому нравится жить в деревнях, на природе где-то… Магазина постоянного нету, света нету! Это же надо жизнь налаживать»
“About the future. This year we once again rallied for bringing electricity to the village. If there were electric light, more people would come here. Well, in fact, people are buying some houses here already, and around 30% of the population are not local…But the lack of electricity hinders everything. Maybe more men would come here – you know, hunters or fishermen, those who like to live in the countryside, or out in nature somewhere. However, right now, we have no permanent store, and no electricity! It is necessary to improve living conditions here!”
«Это сейчас никого нет, а раньше у каждой бабки по нескольку внучат приезжают. Все дома почти живые были, а сейчас все дома пустые вон»
“There is no one here now, but before, every grandmother used to have several grandchildren visiting. Almost all the houses were alive, but now all the houses are empty”
«Сейчас люди-то совсем другие, раньше как-то не так всё воспринималось. Сейчас всё приедут, отдохнут да и всё – уедут. Такое потребительское отношение»
“People today are completely different, before there used to be a different way of thinking. Now they just come, have a rest and leave. Such a consumer attitude”
«Раньше художников дофига было. Вот иконы-то они поувезли. Летал вертолёт тогда. Я точно помню, тогда они [художники] сказали, что надо перевозить эти иконы: “вот мы с Москвы, то-сё, там надо»
“There used to be a lot of artists. And they took many icons away. There was a helicopter flying back then. I remember exactly, then they [artists] said that these icons had to be transported: “We are from Moscow, so-and-so, we need this and we need that”
Фотография Татьяны Жигальцовой. Photo by Tatiana Zhigaltsova.
